О буферной зоне. Здесь уже не важны стоны и вопли с противоположной стороны. Мы ведем Специальную военную операцию, сиречь войну. Почему мы не должны не планировать боевые операции? При этом мы умудряемся вести переговоры, в частности, договорились об обмене пленными, телами убитых. Каких еще договоренностей от нас вправе требовать противник? Никаких. Мы ни перед кем не брали на себя обязательств.
Мы должны давить там, где идет. Можно любить или не любить президента, но он абсолютно прав: разговор о том, что визави должны признать четыре субъекта в составе РФ. Если завтра они вдруг разом по каким-то причинам отдадут нам Харьков или Днепропетровск, ситуация на земле изменится. Так что хотите договариваться — договаривайтесь сейчас, потому что завтра мы вернем новые земли и будем уже договариваться заново, на новых условиях.
Это абсолютная логика, но там не хотят её воспринимать. Там одна логика — Россия должна проиграть. Причем, проиграть видимо для того, чтобы вернувшиеся с фронта бойцы смогли задать Путину вопросы: «Зачем мы четыре года лили кровь, если мы согласились на такое дерьмо?». Запад пытается сделать именно это — загнать Путина в ловушку: для запада он хорошим не станет, но и для своих станет плохим, если принесет худой мир.
Худой мир — это примерное определение Брестского мира, когда Троцкий заставил Россию отдать честь территории, и мы отказались от десантной операции в Константинополь. Кстати, тогда проигравшей Германии мы отдали часть Украины.
А ведь сейчас на западе хотят исполнить то же самое — договориться по линии фронта, превратив поражение бандеровской Украины в поражение русских, сражающихся на своих, за веру и язык.
